ЧАСТЬ VI

Зритель, конечно же, шел не столько на спектакли, сколько на полюбившихся еще со времён «Кривого Джимми» актёров: Павла Поля, Дмитрия Кара-Дмитриева, Еву Милютину, Фёдора Курихина, Рину Зелёную.

Обладая удивительно яркой харизмой, каждый из них привлекал зрителей своей естественностью воплощения образов и простотой донесения их до понимания зрителей. 

Театр, сделавший ставку на сиюминутность происходящего, бытоизображение Московской жизни и инсценировку ситуаций на злобу дня, главным своим успехом считал, и по праву, доверительное и совершенно искреннее общение с залом, отдавая себя и получая двойную отдачу.

Когда у Павла Николаевича Поля, игравшего центральные роли почти во всех обозрениях театра, спросили, в чём секрет его постоянного и огромного успеха у публики, тот отвечал:

- Золотце моё, всё очень просто. Когда артисты на сцене говорят тихо-тихо, я выхожу и говорю громкоооо. И когда говорят громко-громко, я выхожу и говорю тииииихооо. Вот и вся моя система Станиславского и его друзей – Немировича и Данченко.

Не знаю от кого и где я услышал или же прочитал об этом психологическом приёме привлечения внимания окружающих к собственной персоне, но этот метод «на контрасте» я сам использовал в годы своей преподавательской деятельности в университете. Я подходил к двери своей аудитории, где резвились перед парой, как перед казнью, студенты. Тихо открывал дверь и начинал говорить шепотом, потом просто в голос, но очень тихо и монотонно. Эти юные вурдалаки начинали прислушиваться, и когда утихал весь класс, только тогда я начинал занятие. Метод срабатывал.

Возможно, Поль мог бы стать прекрасным педагогом, не став прекрасным актёром – мастером ведения сатирического диалога, без профессионального образования, но переиграть которого не удавалось даже маститым метрам (не будем называть фамилии).

Всю свою жизнь Павел Николаевич связал с театром Сатиры и являлся его старожилом, который по-отечески относился к молодым дарованиям, ненавязчиво показывая им уроки актёрского мастерства на практике, причем не на театральной сцене. Вот, например, как в книге Евгения Весника, одного из бывших «Сатировцев», рассказывается о том, как Павел Поль наглядно воплотил в жизнь один из постулатов системы Станиславского «актёр в предлагаемых обстоятельствах»:

На старости лет актёру было категорически запрещено употреблять спиртное. Ни грамма! Самая маленькая рюмочка даже лёгкого сухого вина, могла для него обернуться катастрофой.

Но посидеть часок-другой после спектакля в ресторане Дома Актёра в кругу друзей – только посидеть, он очень любил.

Однажды он пригласил с собой молодого актёра Юрия Хлопецкого, который не был осведомлён о состоянии здоровья Павла Николаевича и о «трагическом запрете». Поль заказал водки, маслины, тарталетки с печёночкой и жареным лучком, налил Хлопецкому «огненной», а себе – минеральной водички…Чокнулись…

- Ну, Юрочка, будьте здоровы! Только, пожалуйста, медленно, медленноооо пейте…Таааак. Хорошо. Закусывать не торопитесь! Не торопитесь. Посидите немножко…Подождём….подождём…так…так. Ну? Что? Захорошело?

- Да…немножко.

- Вот и хорошо. Возьмите, пожалуйста, одну маслиночку…одну….одну. Вооот. И пожалуйста, косточку проглотите. Это единственная косточка, которая растворяется в желудке, даже лечит разного рода болезни…даже язву…та-ак…Ну посидим…отдохнём немножечко… .

Минут 15 пролетели в полном безмолвии. Хлопецкий в недоумении полном.

- Ну что, Юрочка? По-моему, пора! – Поль выливает в фужер Хлопецкого оставшуюся водочку, а свой – опять водички… - Умоляю, не торопитесь! Не торопитесь, пожалуйста. И ради Бога, не запивайте водой. Эх…хорошо….кхе-кхе-кхе….Эх! Теперь сразу маслиночку. И немножко печёночки…маслица, лучку…так….Хорошо! Хорошо. Эээ…запивать не нужно…Не нужно. Теперь посидим, поговорим.

Поговорили минут 30 о театре, о банкетах, о здоровье.

- Ну что ж, - говорит Поль, - можно идти домой.

Встают из-за стола: Хлопецкий совершенно трезвый. Павел Николаевич сильно охмелевший!

Вот она – сила перевоплощения!

Что же, и нам пора спать – ночь на дворе – красивая тёплая зимняя ночь.

Однако, что за шум такой?

И только через несколько минут суеты и потасовок из подъезда вывалились двое мужчин, за ними или точнее на них из окна квартиры на втором этаже полетели чемоданы, один даже раскрылся и всё содержимое – преимущественно нижнее бельё, плавными пируэтами изящно пофланировав над площадкой, повисло частично на кронах деревьев, частично на несчастных горемыках. Нарушая эту романтическую идиллию полёта, из половины окна раздался приглушенный и очень нервный мужской визг: - И чтобы я вас больше не видел здесь!

Кого же вас? Это были Григорий Ярон – известный тогда уже артист оперетты и недавно поступивший в театр Сатиры актёр Фёдор Курихин. Оба кое-как встали, отряхнулись, собрали в чемоданы всё, что еще можно было собрать и поплелись прочь, от квартиры, которую снимали у столь недоброжелательного хозяина.

Конечно, будешь тут доброжелательным, когда среди ночи в спящей квартире вдруг раздаются странные возгласы: Сударыня, спасайтесь, Ваш муж идёт! Или же: Мосье, бегите! Вашу жену ведёт комиссар! Ну или: Эй, любовнички, проснитесь. Ваши родители идут. Не знаю, просыпались ли любовники, но квартира вскакивала вся. Это молодые актёры репетировали свои роли.

В конце концов, хозяину это всё осточертело и он, заявив, что больше их сюда не пустит, вышвырнул их вместе с их содержимым.

На самом деле, Фёдор Николаевич Курихин был тонким, мягким, острохарактерным актёром. Ему была присуща какая-то необъяснимая заразительность, которой он обладал, покоряя зал, пока публика, извивающаяся в судорогах и стонах, уже просто не в состоянии была смеяться.

Курихин был актером, который производил точное попадание в цель зрительских симпатий.

Окончив театральную школу при Александринском театре по классу В.Н. Давыдова (1906), он работал во многих провинциальных театрах, но впоследствии оказался в Москве и сразу же стал ведущим актёром только что организованного театра Сатиры.

Надо сказать, что Курихин не любил главных ролей. Это были роли не его амплуа. Он не был героем-любовником, и в трагедиях Шекспира ему делать было нечего. Природная скромность, даже застенчивость, безмерная доброта, излучаемая на каждого, ребячество, постоянные розыгрыши и лёгкая ироничность определили общее амплуа Курихина отнюдь не как яростного сатирика, но мягкого тонального юмориста.

При всём своём желании оставаться незаметным на сцене, уходя на второй план куда-то вглубь, он, тем не менее, порою оказывался центром внимания на сцене.

Я понимаю: скромность скромностью, но ведь актер – профессия публичная и предполагает быть всё время на виду. Откуда же такое желание скрыться?

На этот вопрос я долго искал ответа и таки нашёл, окунувшись в молодые годы актёра.

Вот эта история.

Готовился тогда бенефис известного актёра. В этом вечере должны были принимать участие все мастера сцены, пусть даже в совершенно незначительных эпизодах. Одну такую бессловесную роль получил и Курихин. Сцена была разделена пополам. В центре – открытый люк обозначал бассейн. Справа, главные герои разыгрывали страстную сценку, а слева безмолвно, на лавочке сидел персонаж Курихина и ждал своей очереди в купальню.

А надо сказать, что к тому времени актёр был на пике своей популярности. Поэтому вполне понятна была реакция зрителей, увидевших своего кумира в экстравагантном купальном костюмчике.

По залу пробежала лёгкая волна дружного смешка в ожидании, что Курихин вот-вот «выкинет» что-нибудь забавное. Публику мало интересовали проблемы и страдания главных героев, напрасно взывавших к зрительским эмоциям. Безусловно, это их обескураживало и задевало.

А смех в зале всё нарастал, хотя Курихин ничего для этого специально не делал, а просто сидел на топчане как истукан. Из-за кулисы шипел нервный голос режиссёра:

- Федя, не смеши, не срывай бенефис!

Курихину уже самому стало неудобно и чтобы как-то спрятаться от всеобщего внимания зала, он решил прилечь на лавочку.     

Однако, новая поза актёра вызвала ещё больший взрыв смеха. Расстроенный Курихин снова сел, но в это время из-за кулисы не спеша вышла кошка, прошла мимо бассейна, небрежно оглядела зал и двинулась по направлению к несчастному Курихину. Актёр мысленно проклинал и кошку и всех её родственников и поклялся любить только собак и лошадей. Потом в его глазах гнев сменился на отчаянную мольбу: кошечка, милая, уйдиии…. .

Но мир животных обладает поистине необъяснимой для нас логикой, после женской, конечно. Кошка решила по-своему и смело прыгнула актёру на колени.

Зал изнемогал от хохота.

- Сейчас же брось кошку! – завопил разъярённый бенефициант.

Курихин бросает кошку в люк, но попадает на лысину рабочего смены. Тот, с ужасом вскрикнув, схватил кошку и швырнул её вверх и кошка, описав дугу, точно приземлилась на колени Курихину.

В зале стоял уже не смех, а стон. Ни в чём не виноватый Курихин почувствовал себя подлецом и решил исчезнуть со сцены совсем, спустившись в бассейн.

Тем временем, рабочий, державший лестницу, обиделся и ушёл вместе с ней. И вот, вступив в бездну, Курихин проваливается, успевая в последний момент уцепиться за край сцены. Теперь зрителям была видна лишь голова артиста. Зал рыдал от смеха. Взбешённый бенефициант дал волю чувствам:

- Прыгай в яму, скотина! Прыгай, не то убью!

- Не могу, жалобно пропищал Курихин. – Лестницы нет. Я разобьюсь.

Наконец дали занавес. Театр давно уж не видел такого триумфа. Больше всех вызывали Курихина.

Нет нужды говорить, что после спектакля бенефициант пригласил на банкет всех артистов, кроме Курихина, который одиноко побрёл домой.